Этот день в истории Церкви —  22 декабря.

Пятьдесят лет прошли с того дня, как Иоаким впервые назвал ее своей женой. Ей тогда было девятнадцать. Она была послушной дочерью и вышла замуж за человека, которого почти не знала. Так велел ей ее отец, священник Матфан.  Отец сказал, что Иоаким происходит из царственного рода Давидова, а в ней, Анне, течет кровь священнического рода Ааронова.

Анна с детства знала, что по древнему обетованию из рода Давидова должен был произойти Спаситель мира, Мессия. И когда отец подвел Анну к Иоакиму и сказал, что он теперь ее муж перед Богом и людьми, она вспомнила это вековое предание и затрепетала. Живите праведно, сказал отец, соблюдайте заповеди Божьи, и Ваш союз будет благословлен Богом.  

Не сразу полюбила она Иоакима. Да никто и не требовал от нее любви. Она должна была уважать и слушаться его, вести хозяйство  и рожать ему детей. Но  постепенно в ее сердце вошла любовь,  откликнувшись на его ласку и доброту, его заботу о ней.

У них было большое хозяйство – многочисленные стада, небольшая маслобойня и несколько полей, засеянных льном.  Иоаким приходил домой усталый, и она старалась приготовить ему что-нибудь вкусное, чтобы порадовать его. И потом, подперев подбородок ладонью, наблюдать за тем, как разглаживаются его морщины, как оживают его глаза, и их снова наполняет теплый свет любви, которая согревает ее вот уже пятьдесят лет.

Она любила молиться вместе с ним. Казалось, что раздвигаются стены, и весь Божий мир входит в их дом, и Бог незримо участвует в их молитве. Ах, как молились они о даровании им детей. В первые годы молитва окрыляла, и, казалось, возносила их надежду высоко-высоко, прямо к Богу. Если не в этом месяце, то наверняка в следующем, если не в этом году, то, может быть, в другом свершится это чудо, подбадривала себя Анна. Она немного нетерпеливо прислушивалась к своему телу и пыталась уловить в глубине него тот знак, то легкое движение, которые даруют ей радостную весть, что в ней зародилась новая жизнь. И эта новая жизнь будет вкладом в дело продолжения их рода. Вкладом  Иоакима и ее, Анны.

Но прошел год, потом второй, потом пролетело одно десятилетие, потом второе.

Анна не роптала, она не понимала. Не понимала, в чем она согрешила. Не понимала, какие ошибки  она совершила в своей такой простой жизни. В каждой молитве она просила Бога открыть ей, за что Он затворил для нее двери материнства.

Потом Анна перестала спрашивать. Она приняла это, как заботу о ней. Да-да, заботу. Ведь Бог, в отличие от нее, знает, куда Он ее ведет, к чему Он ее готовит. Он предлагает ей Путь, который обязательно приведет к Нему. Конечно, при условии, что она будет верить и доверять Ему. Разве может она отказаться от этого Пути? И ее молитва стала молитвой благодаренья за Его любовь к ней.

И она приняла свою бездетность, как награду от Бога. Ведь через принятие Его воли, она еще крепче соединяется с Ним. Ведь если Он посылает ей такое испытание, значит, Он верит в нее, верит, что она пройдет это испытание. А Его доверие нельзя обмануть. И Его веру в нее нельзя предать.

Но как тяжело было нести ношу осуждающих взглядов и шепота за спиной. Какой болью отзывались чужие детские голоса в ее сердце и в том месте, которое ни разу не заняло крошечное теплое тело младенца.

Но тяжелее всего ей было, когда Иоаким возвращался из Иерусалимского храма. Каждый раз она кормила и укладывала его спать, ни о чем не спрашивая. И своими нежными руками пыталась забрать у него боль и страдания, которыми щедро «одаривали» его первосвященники в храме. «Бездетный Иоаким. Бог отвернулся от него. Бог наказывает его за его грехи», — выносили они ему приговор за его спиной. Вот и Акива, их старый друг, тоже как-то торопливо попрощался с Иоакимом в прошлый раз и ушел, отказавшись разделить с ним трапезу.

За все эти пятьдесят лет Иоаким ни разу не укорил Анну, но ведь она знала, что, каков бы не был Промысл Божий о ней, это она, Анна, не выполнила свое материнское предназначение в глазах людей, и все труднее становится Иоакиму и ей противостоять людскому убеждению в их греховности.

Прохлада, сменившая ноябрьское солнце, прервала воспоминания Анны, и она встала, чтобы пойти приготовить ужин для Иоакима. Он всегда возвращался к вечеру седьмого дня. Накрыв стол, она поставила греться воду и достала оливковое масло, настоянное на травах, чтобы помыть и растереть усталые ноги Иоакима.

Но он не пришел ни в этот вечер, ни на следующий день. Через неделю слуга, посланный на поиски Иоакима, принес рассказ, который как-то сразу сгорбил Анну обрушившимся на нее одиночеством.

С этого дня она не произнесла ни слова, только ткань, которая все так же гладко и ровно выходила из ее ткацкого станка, пропитывалась соленой влагой ее глаз. Невольная слеза была единственным ответом на ту боль, которую она испытывала, когда снова и снова, как наяву, представляла себе своего дорогого Иоакима, входящего в Иерусалимский храм с дарами в руках. Вот он торжественно, не торопясь, подходит к жертвеннику, чтобы возложить святые дары. Как жаждет Иоаким примирения с Богом, как ищет он Его прощения и благословения. Но вот резкий окрик первосвященника Иссахара останавливает Иоакима, уже готового возложить жертву. «Непозволительно тебе приносить дары твои, ибо ты не сотворил семени в Израиле». Крики из толпы, ожидающей своей очереди к жертвеннику, хлещут как плетка, оставляя в душе саднящие раны:  «Немилость Божья на тебе! Зачем пожилому и бездетному приносить свои дары! Нет у тебя потомства в Израиле – нет и права восходить к жертвеннику!» Страдание и печаль наполняют сердце Иоакима. Людская злоба гонит его прочь из Храма.  Гонит в изгнание, в пустыню, чтобы там в молитве и посте просить Бога о великом чуде, о даровании ему отцовства. И поклялся Иоаким, что не выйдет оттуда, пока Бог не смилостивится. А Иоаким еще никогда не нарушил ни одну клятву.

Отчаянье накрывало Анну, когда она думала о том, что Иоаким пытается дотянуться до невозможного, просит о несбыточном. Не пора ли смирится им в их 70 лет.

Анна вышла во двор. Одиночество еще сильнее сжимало ее сердце. Наверное, там, у городских ворот, провожая его, она видела своего Иоакима в последний раз. И тут из соседнего двора послышался плач младенца, вскоре стихший под нежную материнскую песнь. И сердце Анны не выдержало. Оно взорвалось сокрушающей мольбой к Богу. Столько лет копившаяся боль вырвалась наружу в отчаянном плаче. «Бог мой, всё кругом наполнено Твоими дарами, всё рождает новую жизнь. Птицы и животные дают потомство, на деревьях созревают плоды, из земли тянутся колосья, реки полны рыбы. Всё рождает и приносит плоды свои Тебе! Сотвори и мне плод милости Твоей! И я принесу его Тебе, посвящу его Тебе, и будет плод сей служить Тебе!»

Анна не столько услышала, сколько почувствовала всей клеточкой своего тела ответ, который ей возвестили. Теперь она знала внутренним знанием мудрого и смиренного человека, что услышаны ее молитвы, что родит она дочь и наречет ее Марией, и что через ее дочь Марию придет спасение всему миру. И еще она знала, что надо идти, бежать, мчаться к ее любимому Иоакиму, чтобы поделиться с ним этим возрождающим к жизни знанием. И с легкостью удивительной для 70-летнего человека, она отправилась туда, где она обязательно найдет своего Иоакима.

Они встретились в Иерусалиме, у Золотых ворот. Они ничего не сказали друг другу. Они просто соединили объятья. Но песнь невысказанных слов была громче всех Иерихонских труб. «Ты знаешь? – Да. Я знаю. – Ты счастлив? – Да, я снова начал дышать. — Это чудо. – Это награда. —  Эта радость всему миру.»

Газета «Мой храм»