Вода — древний символ чистоты. В народе даже думали, не Мессия ли сам Иоанн? Но о грядущем Спасителе он говорил: «Я крещу вас водою, но идет Сильнейший меня, у Которого я недостоин развязать ремень обуви; Он будет крестить вас Духом Святым и огнем» (Лк 3:16). И вот этот «Сильнейший» — то есть, Сам Христос, Которому, согласно Евангелию, было тогда тридцать лет, — приходит к реке Иордан, где в это время Иоанн крестит народ. Иоанн, как принято говорить, шестым чувством (а на самом деле Духом Святым) понял, что перед ним — Христос, и сказал: «Вот Агнец Божий, Который берет на Себя грех мира. Сей есть, о Котором я сказал: за мною идет Муж, Который стал впереди меня, потому что Он был прежде меня. Я не знал Его; но для того пришел крестить в воде, чтобы Он явлен был Израилю…» (Ин 1:29-31).
Любопытно остановиться на слове «явлен». Знал ли Иоанн, насколько прав, произнося его? Случайно ли именно это слово вложил евангелист в уста пророка? Случайно ли именно оно возникло в русском переводе? Другое название праздника Крещения Господня — Богоявление. На Иордане человечеству явил Себя Бог-Троица. Вот что пишет евангелист Матфей: «Крестившись, Иисус тотчас вышел из воды, — и се, отверзлись Ему небеса, и увидел Иоанн Духа Божия, Который сходил, как голубь, и ниспускался на Него. И се, глас с небес глаголющий: Сей есть Сын Мой возлюбленный, в Котором Мое благоволение» (Мф 3:16-17). А вот что пишет евангелист Лука: «Иисус, крестившись, молился: отверзлось небо, и Дух Святый нисшел на Него в телесном виде, как голубь, и был глас с небес, глаголющий: Ты Сын Мой Возлюбленный; в Тебе Мое благоволение!» (Лк 3:21-22)
Как интересно два евангелиста дополняют друг друга. Матфей, по устоявшемуся в библейской науке мнению, адресатами своего Евангелия видел в первую очередь народ Израиля. А вот у Луки в изложении событий четко прослеживается «универсалистский» подход: апостолу важно донести до читателей мысль, что Христос пришел спасти всех и каждого, весь мир, и бывших иудеев, и бывших язычников, и нас с вами… У Матфея схождение «Духа Божия» в виде голубя видит Иоанн. Видят ли остальные, присутствовавшие при крещении Иисуса, — не сказано. И Отец говорит о Сыне в третьем лице: «Сей есть Сын Мой возлюбленный…» А вот у Луки возникает интересная деталь: «Иисус, крестившись, молился…» О чем молился Спаситель? Быть может, о том, чтобы Откровение о Боге-Троице было здесь и сейчас — на Иордане — явлено всем, кто готов его воспринять? И быть может, оттого Лука не отмечает, что именно (и только?) Иоанн видел «голубя», но пишет просто: «Дух Святый нисшел», словно видят его все собравшиеся? А дальше — еще одна деталь, эффект присутствия: «глас с небес» говорит о Христе не в третьем, а во втором лице: «Ты Сын Мой Возлюбленный, в Тебе Мое благоволение…» Сам Бог-Отец обращается напрямую к Богу-Сыну. «Беседуют» два Лица Святой Троицы. Мы, люди, никогда не смогли бы такого услышать, и все-таки — слышим, словно сами стоим здесь же на берегу Иордана, и сами видим этого голубя, и приобщаемся к тайне, и становимся свидетелями Богоявления…
Крещенские мороз и солнце
До четвертого века Богоявлением назывался праздник, который запечатлевал в себе одновременно два евангельских события: Рождество Христово и Крещение Господне. Праздновали в нынешнюю дату — 6/19 января. Не углубляясь в причины и историю, можно задуматься о том, что этот факт приоткрывает нечто важное о христианской вере как таковой. Крещение Господне — это явление миру Бога-Троицы: «голос» Бога-Отца, Бог-Сын Иисус Христос и Святой Дух, сошедший в виде голубя. Но и Рождество Христово — это тоже Богоявление, в смысле — явление миру Бога во плоти, немыслимая — если вдуматься — вещь. И всё Евангелие — факт того, как Бог являет Себя миру. И весь земной путь Христа — от рождения до Вознесения — это единый подвиг, разные части которого подчинены одной главной цели — спасению человека. Увидеть и оценить эту цельность — значит, добавить важный штрих к собственному пониманию Промысла Божьего о человеке и мире.
В начале IV века на Западе, а в конце IV века на Востоке праздник Рождества был отделен от праздника Богоявления (Крещения) и стал самостоятельным торжеством. Сделано это было, как замечают историки, для того, чтобы поставить противовес языческим суевериям и обратить людей к познанию Единого Бога. На 25 декабря у римлян, как известно, приходился праздник зимнего солнцестояния —является «бог солнца», побеждает зиму, приближает весну, олицетворяет переход от «умирания природы» к ее «расцвету», словом — происходит обновление жизни. Христиане установили на 25 декабря праздник Рождества не только потому, что это — по мнению многих древних святых — наиболее точная дата рождения Спасителя, но и еще и для того, чтобы указать, где истинное «обновление жизни», где подлинная победа над смертью, — во Христе, которого Священное Писание называет «Солнцем правды» (Мал 4:2). Оно взошло над миром, и теперь «свет во тьме светит, и тьма не объяла его» (Ин 1:5).
Нередко недоумевают: получается, христианство просто заместило собой прежние языческие ритуалы и не принесло ничего нового? Скептики, возможно, даже не замечают, насколько правы. Христианство в каком-то смысле и вправду стало не началом, а — завершением. Оно возникло не в вакууме, а в уже сложившейся культурно-исторической среде. Христос родился в израильском народе. Христианские догматы формулировались на языке уже существующей греческой философии. Христиане брали известные до них понятия — и переосмысливали в христианском духе. Брали «старые» праздники — и наполняли их принципиально иным содержанием. И в этом смысле христианство становилось завершением многовековых религиозных поисков всех предшествующих эпох. Становилось реальным исполнением того, чего человечество так долго чаяло: возвращением к Небесному Отцу, возможностью увидеть врата Царства Небесного — открытыми.
От самого грехопадения Адама и Евы — когда человек отлучил себя от Бога и стал смертным — люди будто хранили память о том, что созданы на самом деле не для грешной земли, а для рая. Они строили гробницы — и архитектура выражала ожидание будущей жизни. Они обращали гробницы на восток, к восходящему солнцу, и конструировали их так, что свет мог залить их особым образом лишь раз в году — в тот самый день зимнего солнцестояния. Люди верили, что смерть — не конец, но сон, что умерший вовсе не вычеркнут из списков мироздания, что его, словно природу после зимы, ждет пробуждение к новой подлинной жизни. Но люди не могли просто ждать: они искали и прилагали усилия. И, будучи безошибочны в главном вопросе — в чаянии вечности, нередко заблуждались в ответах, пытаясь постичь Бога одним человеческим умом. Для ответа нужно было Откровение. Но одни пытались найти бога в философских конструкциях, другие изобретали свои представления о местных богах, чтобы хоть как-то суметь обратиться к небу. Да, маленькое семитское племя в это время как раз хранило Откровение о том, что Бог — Един, и Он — не слепая сила природы, не мир идей, а — Личность. Но кто будет слушать маленькое семитское племя? А между тем его вера — перевернула историю человечества. Того самого человечества, которое так отчаянно стучалось в небо и, казалось, всё никак не могло достучаться. И вот — 25 декабря — в Вифлеемской пещере небо само сошло к людям на землю…
«Омовение» и «крещение»
Русский язык ставит вопрос и одновременно дает подсказку. Само слово «крещение» — и как Таинство, и как праздник — в греческом языке не имеет отношения ко «кресту». Там — глагол «баптизо», «погружать», и значение — «омывать от грехов». С одной стороны, это ближе к реалиям всего произошедшего на Иордане и яснее становится мысль Иоанна Крестителя: «Я омываю вас водою, но за мной идет Сильнейший, Который омоет вас Духом Святым и огнем». Но с другой, русский язык, отсылая ко «кресту», словно ставит принципиально важный акцент, словно помогает не забыть о главном содержании как событий праздника, так и всей христианской веры, — о Христе.
И в этом, быть может, — лучший ответ на часто задаваемые вопросы о крещенской воде. Есть ли разница между водой «крещенской» и «богоявленской»? Вся ли вода в крещенские дни — святая? И так далее… Стремление ставить подобные вопросы — столь по-человечески понятное — все же не учитывает один существенный момент: в Церкви ничто не случается само собой, в силу некой неотвратимости, но только — по молитве и вере Церкви, то есть по вере людей во Христа и в благодать Божию. 18 и 19 января и перед чаном, и на источнике Церковь молится одинаково. И в этом смысле не существует «крещенской» и «богоявленской» воды — благодать Божия не «корректируется» по дням календаря. От 18 января до отдания праздника вся освященная вода — одинаково крещенская.
«Божия благодать — не безликая стихия, — говорит профессор Московской Духовной академии Алексей Ильич Осипов. — Бог всегда смотрит на силу веры и возможности верующих людей. Если у людей есть возможность присутствовать на богослужении, молиться при освящении воды или, по крайней мере, прийти и взять освященную воду, а они не пользуются этой возможностью, говорят “да наберем из-под крана — святая будет”, они не получают святую воду. Другое дело, когда нет возможности получить освященную воду, как, например, было во времена гонений на Церковь, когда многие верующие, не имея возможности получить воду, освящаемую в храме, шли в полночь на реку или ключевой источник и набирали там воду. Такая вода действительно была святой, она стояла годами и не портилась».
Газета “Мой Храм”