Интервью с диаконом Иоанном Коваленко, художником, ведущим росписи в центральном зале храма преподобного Андрея Рублева в Раменках, самого большого храма в Западном округе города Москвы.
— Отец Иоанн, расскажите, пожалуйста, в какой стадии сейчас находится роспись нашего храма?
— Не сказать, что в начальной, но ближе к началу: расписано не более трети храма. Пока стоят строительные леса, мы предложили настоятелю храма протоиерею Андрею Галухину расписать самую верхнюю часть, чтобы не возводить леса еще раз полностью, так как это достаточно сложно. И вот мы расписали купол с барабаном и сейчас заканчиваем росписи центрального свода. Проект росписей уже почти полностью разработан, одобрен и утвержден Патриаршей комиссией по культуре, которую возглавляет отец Леонид Калинин. Благодаря им мы-то тут и работаем. Потому что желающих расписывать этот храм было много. Храм ведь московский и довольно заметный, то есть была конкуренция. Да и отец Андрей какое-то время сомневался, брать нас или не брать. Нас поддержали владыка Марк, когда был во главе Программы-200, и владыка Тихон (Шевкунов). Порекомендовал нас и отец Леонид Калинин, который нас знает. Мы очень благодарны за такую высокую оценку наших работ.
— А есть ли какие-то особенности в росписи нашего храма?
— Храм посвящен преподобному Андрею Рублеву. И его житие, я думаю, будет изображено в притворе храма. Притвор и галереи храма по традиции всегда посвящались житиям святых, деяниям святых апостолов, то есть жизни Церкви, если можно так сказать. А верхние ярусы посвящены Господу Богу, апостолам, ангелам, пророкам. Мы стараемся выбирать сюжеты, которые связаны со Святой Троицей, поскольку самый известный шедевр преподобного Андрея Рублева – это как раз Святая Троица. Над главным престолом будет написана Святая Троица. Сейчас мы пишем четыре Праздника Господских, которые тоже посвящены Святой Троице: Сошествие Святого Духа на апостолов, Воскресение Господне, Вознесение Господне, слева и справа в алтаре будет Крещение, Богоявление – тоже как явление Святой Троицы. Ниже уже будут евангельские сюжеты, евангельский цикл, но это еще в процессе разработки.
— Сколько времени вы уже работаете над росписями?
— Почти год. Мы всегда стараемся уговаривать наших заказчиков не торопиться с росписью. Уже по опыту знаем, что чем медленнее идет работа, тем лучше результат. В разумных пределах, конечно. Мы расписали уже порядка десяти храмов. К примеру, недавно мы закончили работы в Троицком храме в Реутове. С перерывами мы писали его около трех лет. Это один из самых «долгих» наших храмов, но и один из наших лучших. По размерам он чуть поменьше, чем этот.
Сейчас у нас временный перерыв в росписях храма прп. Андрея Рублева: в зале сняты строительные леса, там укладывают теплые полы. Но мы параллельно работаем над иконостасом, который уже частично написан – около десяти икон уже готовы, частично сделан каркас и резные орнаменты. Чтобы поставить иконостас, нужно, чтобы были уже готовы полы, чтобы не было пыли.
— Как вам работается в нашем храме?
— Божиим промыслом. Чувствуется, как Господь управляет всей нашей работой и по жизни, и здесь, конечно. Мы первый раз приехали в этот храм лет пять назад или даже больше. Здесь служит священник, который давно-давно еще был алтарником в нашем храме в Подмосковье, отец Андрей Дьяченко. Мы с ним алтарниками вместе служили. То есть очень долго мы шли от первого нашего визита сюда до росписей. Медленно продвигалось, но как-то с Божией помощью все складывается. Чувствую, что Господь помогает, преподобный Андрей Рублев помогает. Надеюсь, что это тоже будет один из наших лучших храмов.
— Расскажите, пожалуйста, немного о технологии росписей.
— Мы стараемся расписывать храм в стиле Московской школы иконописи 14-15 века. И пишем силикатными красками. Это краски, которые почти полностью воспроизводят технологию древней фрески. Их даже часто называют фреской. Но фрески сейчас пишут очень редко, а силикатными красками довольно часто расписывают, потому что они визуально и по своим свойствам очень похожи на фреску, а по некоторым качествам даже превосходят ее, например, по прочности. Мы используем немецкие краски фирмы Alligator. Они специально предназначены для росписи. Разводятся они или водой, или жидким стеклом, или лаком. Эту краску можно использовать и на фасадах. Мне реставраторы рассказывали, что в Европе до сих пор в отличном состоянии сохранились дома, покрашенные силикатной краской еще в 19 веке. Ее только очищают. Силикатной краской мы делали и фасадные росписи на Валааме. Там же вообще сложные климатические условия. Но и там все хорошо держится уже более десяти лет. Думаю, что будут еще долго стоять. Ну а тут, внутри, дай Бог, не одну сотню лет простоят.
Несмотря на то, что краски современные, по колориту мы стараемся максимально приближаться к Дионисию, к Андрею Рублеву.
— А сколько человек заняты в росписи?
— У нас небольшая артель: я, мой друг Вячеслав Алексеев и еще два помощника. У всех высшее художественное образование и довольно большой опыт работы в росписи. Вообще традиция больших артелей по тридцать и более человек появилась только в 17 веке, и сразу качество иконописи и качество росписей стало резко падать. По нашему опыту, чем больше человек в артели, тем хуже: сразу и разная рука чувствуется, и вообще сложно с таким количеством человек работать. Поэтому мы стараемся ближе к тому, как работали иконописец Дионисий и преподобный Андрей Рублев. По свидетельствам, Андрей Рублев работал с двумя-тремя иконописцами — Прохором из Городца, Даниилом Черным. Конечно, были наверняка помощники, но очень немного. Дионисий в Ферапонтово писал с сыновьями — Владимиром и Феодосием. Скорее всего, в артелях было около четырех-пяти человек. И это самый хороший вариант. Получается, конечно, дольше, чем если бы работало тридцать человек, но и результат другой.
— Расскажите немного о себе, пожалуйста. Как вы стали заниматься иконописью, росписями храмов?
— В том, что я стал заниматься иконописью, тоже был, наверно, промысл Божий. По образованию я художник-живописец станковой живописи, окончил Суриковский институт, учился в живописной мастерской Вячеслава Николаевича Забелина.
Отдельного иконописного образования не получал. Впрочем, как и многие в те годы. Это был конец 90-ых — начало 2000-ых годов. Да и никакой иконописной школы, способной давать высшее художественное образование, тогда еще и не было, все только начиналось. Но я всегда очень любил древнерусское искусство, как и мой профессор В. Н. Забелин.
И вот мы как-то получили заказ на роспись одного храма в академической манере. Как художнику-живописцу мне это сделать было несложно. С этого момента и началась моя карьера как иконописца. Потом сразу было несколько заказов в Москве. Например, в очень красивом старинном Иверском соборе Николо-Перервинского монастыря мы по старым фотографиям восстанавливали и реставрировали иконостас.
Потом судьба свела меня с довольно знаменитым резчиком, архитектором Андреем Фехнером. Он когда-то начинал вместе с митрополитом Тихоном (Шевкуновым), был послушником в Псково-Печерском монастыре, но потом в монахи не пошел — женился. Мы с ним познакомились, начали писать иконы и лет десять работали вместе, работали, в том числе, и над памятниками архитектуры. Например, в Валдайском мужском монастыре мы с ним восстанавливали иконостас. Потихонечку иконопись осваивали, учились в основном по образцам. А всю технологию иконописи знала моя жена. Она по профессии художник-реставратор икон.
Так что это было промыслом Божиим. С детства я ходил в храм, алтарником прислуживал. И в какой-то момент Господь сам направил все так, что я и служу диаконом, и занимаюсь росписью храмов. Мы и на Валааме писали, и в Москве много писали. Благодаря Андрею Фехнеру и на Святой Земле писали. Много работ уже и по России, и за рубежом. И Патриарх многие храмы освящал, где есть наши росписи, иконостасы.
— И, может, несколько слов о семье? Детки у вас есть?
— Да, пятеро. Совсем недавно вот пятый ребенок родился. Старшему 12 лет. Он более технического склада. Второй сын тоже особо не рисовал, а недавно, месяца три назад, я его посадил рисовать небольшой натюрмортик — яблочко. И так неожиданно хорошо у него это пошло, что он сказал, что тоже хочет быть диаконом и иконописцем. Младший сын тоже постоянно рисует. Ну а дочке еще всего два годика. Жена моя реставратор. Мы с ней познакомились в храме. Это как раз был первый наш храм, в котором мы работали. Мы познакомились и очень быстро поженились. Сейчас, конечно, она мало в реставрации работает, потому что у нас пятеро детей, хоть и очень любит реставрировать. Но зато сейчас она часто в иконах мне помогает. Раньше и в росписях помогала. Сейчас уже меньше, конечно. Вот подрастут мои, и получится нас целая артель (смеется).
Беседовала Анна Кисличенко
